Лейтмотив "правой волны"

26.10.2019 Обзоры 

В ролях: опальный адмирал Петр Михайлович , сосланный на Дуар руководить «Ульем» за неясно какие грехи капитан Шеймус Харпер , странный малый и любитель петрушки лейтенант Зои Скотт , уроженка Терра Новы и суровая женщина командор ВС Турианской Иерархии Игнатиус Яр , попавший в немилость за эвакуацию мирного населения в ущерб обороне города батарианец Чатка Шаддах , механик, бывший наемник «Синих светил», телохранитель, контрабандист и пушечное мясо...а также бывшая порнозвезда Ферро Малджин ; турианский студент Сарен Габе ; его лучший друг кроган Саймон Ракат , воспитанный на Тессии в окружении трех сестричек-азари; саларианка Нерис Кармайл , агент ГОР; Фортран Марик , попавший в «Улей» по ошибке вместо своего старшего брата; нелюдимая кварианка Дайяне и ее спутник, гет по имени Двести Девятый .

В это тяжелое время война не обошла стороной ни одну семью. Кто-то из нас относится к этому как к испытанию, кто-то - как к проклятию, и я не стану лгать: нанесенные сегодня раны затянутся не скоро. И все же долг каждого из нас - долг гражданина, нет, человека - оказать любую посильную помощь сражающимся на фронте. Я знаю: многие из вас называют войну адом. Но в этом горниле выплавляются узы товарищества, что прочнее любой брони. Они связывают солдат, еще вчера бывших друг другу чужими, и… - И старый ты хрен, - проворчал Петр Михайлович, отключив, наконец, звук. Однажды, еще в самом начале войны, ему довелось видеть, как Хакетт готовится к выступлениям. В ход шли листочки с заметками, разбросанные по всему кабинету, многократное повторение речей наизусть, уловки, вычитанные в брошюрках для начинающих ораторов - престарелый адмирал был обаятелен, но косноязычен как черт, и витиеватые речи, заготовленные военными спичрайтерами, не давались ему без боя. Адмирал делил тексты на смысловые куски, писал первые буквы абзацев ручкой на костяшках пальцев и на чем свет стоит костерил того, кому пришла в голову идея сделать его, Хакетта, лицом и голосом Альянса. «Внушает, значит, твоя физиономия доверие на старости лет, - хмыкнул Петр Михайлович, - чем плохо?» Хакетт отшутился тогда - лучше бы, сказал, мое лицо внушало ужас, - и почему-то спросил, смотрел ли Михайлович космооперы двадцатого века. Петр Михайлович такое старье не смотрел. Он вообще не любил кино про космос и войну. На экране адмирал Хакетт еще продолжал открывать рот, беззвучно воодушевляя зрителей, однако вскоре пропала и его голограмма, сменившись кадрами военной хроники. Маршировали крошечные фигурки солдат, ползла тяжелая техника на фоне багрового неба, пылал затянутый дымом диск Земли в мертвой, глухой тишине заброшенной базы, до которой еще не докатились - да и докатятся ли? - боевые действия. Петр Михайлович проверил автоответчик и почтовый ящик, но ни там, ни там для него не нашлось вестей. Никому не нужна была горстка неудачников, сосланных на стылый Дуар, в эти, как изволила однажды выразиться Зои, «мерзлые галактические ебеня». В глубине души Петр Михайлович считал лейтенанта Зои Скотт очень привлекательной, а ее слова - удивительно верными. Ночи на Дуаре были безлунные и оттого особенно черные, они наступали рано и быстро, словно невидимый распорядитель щелкал выключателем на небесах. К шести часам уже темнело, и когда Петр Михайлович подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку, вместо опостылевшего снега за окном он увидел свое лицо: усталое, оплывшее, заросшее седой вечерней щетиной. Лицо человека, который слишком много беспокоится и мало действует. Прикрыв дверь, этот человек пошел в обход своего унылого царства. Возведенная некогда ради амбициозного, но провалившегося с треском археологического проекта, база «Вавилон» обветшала и лишилась одного крыла, нависавшего над Риевой впадиной, но все равно могла приютить три таких отряда, как его «Улей». Когда Петр Михайлович распечатал двери впервые за семнадцать лет, на него, вопреки ожиданиям, не повеяло затхлым запахом давно брошенного жилья, - долгая дуарская зима намертво выстудила помещения, - и любопытно было наблюдать за тем, как разношерстные члены «Улья» обживают это стерильное, обожженное холодом пространство. Те, что приезжали вместе, обычно и селились неподалеку, как Зои Скотт и Шеймус Харпер, Сарен Габе и его необычный друг Саймон Ракат (близости последних адмирал дивился до сих пор: он думал, что скорее свинья подружится с гусем, нежели кроган - с турианцем). А уж про несносную Квиб-Квиб, притащившую с собой гета, и говорить было нечего; кварианка облюбовала себе комнату в подвале и, насколько Петр Михайлович был осведомлен, синтетик не покидал ее даже ночью. - Не то чтобы я была против, - сказала однажды Ферро Малджин, убедившись, что Ди не может ее слышать, - но как-то это странно. Знаете, кого не выгоняют из комнаты на ночь? Электронных слуг, которых за людей не считают, и домашних животных. Ну и любовников, конечно. Петр Михайлович тоже не был против. К гету, в конце концов, все еще настороженно относились добрых две трети его отряда, да и у самого адмирала душа была бы не на месте, если бы он знал, что синтетик разгуливает в ночные часы по пустым коридорам «Вавилона». Ферро, в отличие от гета, разгуливала по базе днем, и все бы ничего, но одно горячее видео с ее участием, попавшееся Петру Михайловичу на глаза пару дней назад, все еще смущало его ум и будоражило чувства. Остальные члены «Улья» устроились кто во что горазд: большая часть жилых помещений обвалилась в пропасть вместе с северным крылом «Вавилона», поэтому новобранцам пришлось проявить фантазию. Так, тонкий и нервный Фортран - даром что агент ГОР - облюбовал себе какую-то подсобку в дальнем углу, натаскал в нее мебели и безвылазно сидел там в окружении мерцающих экранов, выходя лишь для того, чтобы шмыгнуть на кухню и обратно. Заплеванная жиром кухня, совмещенная со столовой, редко пустовала по вечерам, и сейчас, проходя мимо, адмирал невольно задержал шаг. - Я говорю тебе, - доносилось оттуда, и Петр Михайлович по голосу узнал Ферро, - еще как едят! Если, конечно, поймают. Мы с папаней устраивали им ловушки не раз и не два, обычно после того, как эти безобразники пробирались в наш склад. Баш на баш! Пыжаки едят наши запасы. Мы едим пыжаков. - Ну бы мог подумать, - пробасил Саймон. В присутствии Ферро кроган неизменно смущался: не то потому, что тоже был осведомлен о ее бурном прошлом порнозвезды, не то потому, что она, азари, знала о Тучанке куда больше него самого. - А я бы не отказался попробовать пыжака. - Шеймус. - На вкус, небось, как лягушачьи лапки. Вы пробовали лягушачьи лапки, Скотт? - Кто-нибудь видел мой соус? - Тот, который вонючий, или тот, который ну очень вонючий? - Когда найдешь, сделай одолжение, сюда не тащи. Разговоры о пыжаках и без того перебивают аппетит. Огромная кухня была некогда рассчитана на пять десятков ученых. Теперь за просторными столами с лихвой хватало места на всех членов «Улья». Когда пустота заброшенных лабораторий и зимняя тишина становились невмоготу, это давало прекрасную возможность собраться вместе, создавая какую-то видимость компании, но все-таки держась поодиночке. Кажущаяся непринужденность разговора не обманывала Петра Михайловича: он знал, что его подопечные разобщены, как и в первый день формирования отряда, полны тревог и взаимной, пусть и тщательно скрываемой неприязни. В горниле войны, быть может, и выплавлялись узы товарищества. На Дуаре опальный адмирал мог рассчитывать только на то, что его подчиненные рано или поздно примерзнут друг к другу, как ледышки. Отмахнувшись от дурных предчувствий, Петр Михайлович переступил порог. - Сэр. - Зои Скотт встала и собиралась отдать честь, но адмирал прервал ее взмахом руки. - Вольно, лейтенант. Инопланетяне притихли. Из всей разношерстной компании, которую судьба свела в «Улье», только командор ВС Турианской Иерархии Игнатиус Яр мог похвастаться двадцатью годами службы, но и тот подчас сомневался, какой устав соблюдать в присутствии командира с Земли. Что уж говорить о новобранцах, впервые оказавшихся в армии! Вколотить в них основы дисциплины было обязанностью Петра Михайловича, но тот вспоминал об их досье - и опускал руки. Турианский студент. Кроган-медик, выросший на Тессии под крылышком достопочтенной азарийской матроны. Батарианский наемник. Порнозвезда. Неловкость, которую они испытывали при виде Петра Михайловича, была взаимной. - Что в новостях? - В лоб спросила Нерис. Агентов ГОР, видимо, тоже не учили дисциплине и хорошим манерам. - По-старому все, - буркнул Петр Михайлович, пробираясь к холодильнику. Где-то на нижней полке он, помнится, давеча припрятал лазанью. - У вас своего экрана нет, Кармайл? Обратитесь к кому-нибудь, пусть настроят. - Нет уж, спасибо. А то буду все время с таким же кислым лицом ходить, как вы. - Отставить болтовню, сержант! Или кто вы там в вашем ГОРе… - Петр Михайлович поджал губы. Раздражение, засевшее в нем занозой, мучило его не меньше, чем больного - приступ мигрени. - Поживете с мое, поймете, почем фунт лиху. И вспомнил, разрывая хрустящий пакет пищевой пленки, что нет, не поживет: саларианке предстояло состариться в тридцать и отправиться на тот свет к сорока, если, конечно, война не внесет свои коррективы в древний, природой заведенный порядок. Эта мысль не добавила адмиралу настроения, и он в утешение бухнул в чашку аж три ложки сахара, несмотря на возраст и данное бывшей жене обещание поумериться со сладким. Бессонница и диабет - это, знаете ли, не шутки. - В экстранете все про Менае пишут, - заметила Ферро. По модному экранчику ее омнитула ползли заголовки новостных статей. - И про примарха Виктуса еще. А, и вот: «несмотря на кампанию, лицом которой стал ныне покойный командир Шепард, явка на призывных пунктах ВКС Альянса оказалась на несколько порядков ниже ожидаемого, в то время как количество беженцев с Земли на Цитадель уже перевалило за»... - Миллион? - подхватил Сарен, заглядывая через плечо своей синекожей подруги. - Ого! Цитадель-то по швам не треснет? Петр Михайлович скривился, и вовсе не кофе - приторный и вязкий, как сливочная карамель - был тому виной. - Мне всегда казалось удивительным, адмирал, что, несмотря на все ваши достижения на галактической арене, ваше общество гораздо менее милитаризовано, чем наша Иерархия, - сказал Игнатиус, прищелкнув жвалами. - Возможно, сейчас вы пожинаете горькие плоды недостаточной военной подготовки... У нас любой, покинувший родную планету в этот час, считался бы дезертиром. - Это не помогло вам удержать Менае, - заметил Чатка. Он раскупорил какую-то баночку, чтобы обильно полить свою тарелку зеленым соусом, и по кухне поплыл резкий, неприятный запах чуждой еды. («Что стухло?» - бесцеремонно спросил Шеймус.) - Но вам повезло. У вас хотя бы была Менае. Она дала вам фору организовать какую-никакую эвакуацию с Палавена. - Исключено. - Игнатиус расправил плечи. Полумрак кухни скрадывал очертания его фигуры и делал турианца похожим на рослого богомола. - Каждый солдат, отправленный командованием на Менае, сражался до конца. И каждый гражданин на Палавене сделает то же, выполняя свой долг. У нас есть поговорка: спину турианца вы увидите лишь тогда, когда турианец мертв. - А поговорки о том, что никогда не отступают только смельчаки да дураки, у вас нет? - При всем уважении, - начал Игнатиус, и, несмотря на переводчик, раздражение в его голосе слышалось уже явственно, - ты не знаешь, что такое свой дом и своя семья, которую поклялся защищать. Если бы ты был женат... - Я бы купил своей женщине хорошего раба, - проворчал батарианец. - И позаботился бы о том, чтобы она первым рейсом мотала с Кхаршана, сбросив хаскам раба как балласт. Игнатиус только рукой махнул, - что, мол, толку разговаривать с такими, как Чатка, - и Петр Михайлович впервые поймал себя на том, что симпатизирует турианскому вояке. Вот так, подумал он, пообтрепались наши заслуги, потускнели ордена, и ухнули долгие годы верной службы в никуда: сиди теперь на комке мерзлой ничейной земли, пестуй желторотых новобранцев, терпи наемников. За что Игнатиуса сослали в «Улей», Петр Михайлович в досье турианца читал, да не запомнил. А о том, в чем сам провинился, и вспоминать лишний раз не рвался. Кухня, меж тем, пустела. Звенел тарелками Чатка в дальнем углу. Ушел Игнатиус, едва обронив «Спокойной ночи», умчалась Нерис Кармайл, и новоиспеченная троица приятелей - Сарен, Саймон да знойная Ферро - тоже заторопилась вон. Эти, подумал Петр Михайлович с неприязнью, не спать собрались - в компьютерные игры резаться, кто больше голов снесет виртуальным врагам на сон грядущий. И было бы смешно адмиралу, кабы не стало грустно, хоть вешайся. Схлопочешь пулю в этих мерзлых ебенях - так даже честь у могилы отдать толком не смогут. Да и, небось, не захотят. Одно слово - чужие.

Когда стрелки часов подобрались к одиннадцати вечера по местному времени, остатки лазаньи присохли к тарелке, а Петр Михайлович собрался на боковую, раздался настойчивый и дробный стук в дверь. Устав гадать, что случилось на этот раз - нашествие хасков? обвал второго крыла в бездонную пропасть вслед за первым? оргия в столовой? тьфу ты, пакостная мысль какая, - адмирал приоткрыл створки. Глаза его, привыкшие к свету настольных ламп, не сразу различили в белом пятне - знакомое лицо, а в красном - шарф. Случился Шеймус. - Харпер! Что это вы не спите, колобродите по ночам? - На том свете отоспимся. - Когда это вы успели уверовать в тот свет? - Проворчал Петр Михайлович. - Не далее как вчера вы просили на вашем надгробии высечь: «Да пребудет со мной его макаронная благодать». Я думал, вы атеист или, на худой конец, агностик. - Пока не нашел мировоззрение себе по мерке, - Шеймус задумчиво почесал трехдневную щетину на подбородке. - Однажды думал, азарийские поверья мне в самый раз, ан нет: в плечах, оказалось, жмут. А вы? Несмотря на то, что в комнату его не приглашали, Шеймус протиснулся внутрь незаметно и бесцеремонно. Если бы он не успел попутно отдать честь, Петр Михайлович выдворил бы его, чего доброго, обратно в коридор без всяких разговоров. - А что - я? - Буркнул адмирал. - Я верю, что на том свете мне будет все равно, и потому на этом предпочту все-таки выспаться. Выкладывайте, с чем пришли, Харпер. У вас пятнадцать минут. Нет, пять. - Уложусь, - легко сказал Шеймус, - в три. Дело-то пустяковое, адмирал. Карта найдется? Кто видел карты иных миров, тот знает: их можно читать как историю признаний в любви. Одинокие первопроходцы давали формам рельефа названия, взятые в долг у родных планет, будто пытаясь смягчить саднящую, неизбывную тоску по дому. Благодаря им Петр Михайлович в минуты скуки находил на карте Дуара пик Хан-Тенгри, занесенную снегами долину Мохаве и даже Балканские горы, нареченные так кем-то из его соотечественников. За первопроходцами приходили исследователи, полные надежд и решимости покорить новые просторы; их стараниями карты пестрели фамилиями астронавтов, ученых и выдающихся личностей всех мастей. Хуже, право слово, были только романтики: те увековечивали в чужом ландшафте имена близких, и теперь Шеймус тыкал пальцем в ударный кратер, названный в честь неизвестной ему и, возможно, давно уже умершей женщины. Петр Михайлович представил себе, как дает скалистой впадине имя Маши, имя бывшей, но, несомненно, все еще любимой жены, - и содрогнулся. - Вышки тут и здесь, - объяснял тем временем Шеймус, - уже двадцать лет стоят. Выйдут из строя - плакали наши новости с Земли, и сам адмирал Хакетт до нас не достучится. А мы с Зои проверим вышки и к ночи вернемся. - С чего бы такой пыл, Харпер? - Адмирал сощурился. Он пожил на свете достаточно, чтобы не принимать рвение подчиненных за чистую монету. - Боитесь без экстранета остаться, небось? Без хлеба и зрелищ? - Ну, - согласился Шеймус. - Вы ж первый с катушек и поедете. - Нахальства вам, Харпер, не занимать! - Так точно, товарищ адмирал! Своего хватает. Петр Михайлович думал было сделать выговор, открыл рот - да махнул рукой: что толку воду в ступе толочь. В карцер, что ли, отправить наглеца? Так ведь вся база - один большой карцер, куда ни глянь, голые стены да лед, и ветер скребется в покрытые инеем окна. - А ну вас к черту, - сказал он с чувством. - Берите «Мако» ихний и катитесь отсюда, глаза б мои вас на «Вавилоне» не видели. Жду к завтрашнему вечеру отчет, что с вышками там да как. И вот еще что, Харпер! Шеймус обернулся. Накопленная за день усталость легла на его плечи, спряталась в тенях под глазами. Голографическая карта, все еще висевшая в воздухе, бросала мертвенно-синие блики на его лицо. На мгновение Петру Михайловичу показалось, что перед ним стоит не человек - кукла; пустая шкура, под которой кроется не то враг, не то инопланетный шпион, не чета саларианцам с их ГОР. - Признайтесь, - начал Петр Михайлович нехотя, - кто вас надоумил вышки проверять? - А, это! - Шеймус махнул рукой, сворачивая карту, и его худощавое лицо растворилось в полутьме. - Я заглянул в список стратегических задач, которые нам полагалось выполнить «немедленно по прибытию на опорную базу». Там много интересного оказалось! Вот, например… - Про стратегические задачи я и сам помню, - перебил Петр Михайлович, не желая признаваться, что просмотрел список лишь единожды, да и то - одним глазом, прежде чем отправить его в долгий ящик. - Я про другое спрашиваю. Почему потребовалось так много времени, чтобы приступить к выполнению, Харпер? Я недоволен!

Утро выдалось хрупким и прозрачным, как льдинка. За рулем «Мако» сидел Шеймус. Вести по прямой ему было скучно, поэтому он закладывал виражи и намеренно выбирал непростые тропы, будто тестируя машину на прочность. Это была старая, видавшая лучшие годы модель, неприглядный бронированный короб с нашлепкой пушки на крыше, и когда под колеса попадал очередной валун, в его внутренностях что-то скрипело, будто под капотом ворочался огромный зверь. Пахло прогорклым машинным маслом и чем-то сладким, но, без сомнения, тоже исчерпавшим свой срок годности. Лейтенант Зои Скотт сидела молча на кресле смертника, сложив на груди руки, и лишь однажды нарушила тишину, чтобы сообщить: - К вечеру вьюга будет. - Вы знаете приметы? - Оживился Шеймус. Покамест небо над впадиной было чище фарфора, да и прогноз не предвещал ненастья. - Знаю, - кивнула Зои. - Главная примета сейчас звучит так: уедешь на «Мако» с человеком в красном шарфе - быть неприятностям. Не заглохнуть бы тут, посреди неизвестности… - Все еще сердитесь из-за того случая на Бинту, Скотт? - Шеймус повысил голос, перекрикивая рев мотора. - Ладно вам, то хорошо, что хорошо кончается! Нас же, в конце концов, быстро подобрали. - Десять часов! - Всего-то и было, что маленькое приключение! - Полдня без еды и воды, игра в «виселицу» в качестве единственного занятия - это было не приключение, а большое испытание моего рассудка! - Но в этот раз я прихватил с собой шоколад. «Мако» встряхнуло, и Шеймус чуть не прикусил себе язык. Здесь, в окрестностях Риевой впадины, местность выглядела так, будто некий великан пропустил горы через гигантскую мясорубку и высыпал на землю молотые жернова. Чертыхнувшись под нос, Шеймус перевел взгляд на дорогу, высматривая среди заснеженных скал, куда сам же и заехал, участок поровнее. Краем глаза он видел, как Зои открывает бардачок и перебирает содержимое: старые тряпки, измазанные не то краской, не то чьей-то засохшей кровью, поцарапанный датапад, смятая в гармошку банка из-под «Тупари»... А вот и плитка в хрустящей фольге. - Это турианский шоколад, сэр. - Никогда не поздно пробовать что-то новое, лейтенант. - И на нем написано: «Для Ферро». - Выходит, я начал утро с того, что спас одного из сослуживцев от анафилактического шока. Ну не молодец ли я? Зои хмыкнула и сунула плитку обратно, с трудом защелкнув переполненный бардачок. Надо бы, подумала она, вернуть шоколад в столовую - и тут же забыла об этом: Шеймус бросил «Мако» на приступ очередной холмистой гряды. Машина дрожала, будто в припадке. Стрелка, показывавшая расстояние до цели пути, - первой из коммуникационных вышек, - металась, как сумасшедшая. Мелкие камни были транспортеру нипочем, а вот в расщелины между крупными валунами он пролезал боком, и Зои каждый раз боялась, что уж теперь-то они застрянут, но «Мако» натужно ревел, преодолевал препятствие, становился на все шесть колес и неутомимо полз дальше. - Носок, - сказал Шеймус после взятия очередной преграды. - Сэр? - Это игра, лейтенант. Вы должны назвать слово на «к». - Что-то не припомню такого в присяге. - Никто не помнит, - вздохнул Шеймус. - Никто со мной играть не хочет. Скукотища! Он пожал плечами, отвернулся и добавил газку. «Мако» взрыкнул. Иззубренная горная гряда за окном дернулась и стала чуть ближе. В армии Шеймуса не любили: одни за неуживчивость, другие за странности, а третьи - за манеру щелкать тактические задачки, вычисляя запланированные потери, будто школьник - неизвестное в тетрадке. Ему, стратегу да биотику, прочили карьеру и чины, если бросит дурить и возьмется за ум, но Шеймус пошел вразнос и вылетел пробкой из Альянса, сказав прости-прощай своим погонам и военной пенсии впридачу. За спиной поговаривали: он видел однажды, как растут, прогрызая путь себе наружу, в телах колонистов личинки ракни. Есть отчего поехать крышей. Что бы ни болтали сплетники, комиссия в первый же день войны признала разжалованного капитана годным к службе, и Харпер вышел из медицинского кабинета, победно закинув красный шарф на плечо. «С глаз долой, - вздохнул кто-то в приемном пункте, оформляя его перевод на Дуар, - из сердца вон». Но если и был человек в «Улье», сумевший найти в сердце местечко для Шеймуса Харпера, то уж точно не опальный адмирал Петр Михайлович. - Клепсидра, - сказала Зои, переводя взгляд на спидометр. Стрелка уже миновала восемьдесят и подползала к девяноста. - Слышите, сэр? - А! - Обрадовался Шеймус. - Алкоголик! Поднявшийся ветер швырнул горсть сухих крупинок прямо в темное лобовое стекло. Кофе бы сюда, подумала Зои. Кофе с маршмеллоу было бы очень неплохо. С маршмеллоу и, может быть, терпким ликером, пусть даже из термоса. - Кофе. - Шаттл. - Вот шаттл нам пришелся бы кстати. Вмиг долетели бы до… Стоп. С каких это пор «шаттл» начинается на «е»? - Играть по правилам - неспортивно, - отмахнулся Шеймус. - Ваша буква - «л», Скотт. - «Л», говорите? Жульничество. - Да вы мстительны, лейтенант! Не то что Чатка. - Вот как, - сухо откликнулась Зои. - Ну. Шесть раз его в покер обжулил, хоть бы хны. Шеймус вгляделся в молочную даль - не видно ли вышку? - однако на покатые горбы холмов уже опустился туман. Голографическая карта плыла в полутьме кабины, как экзотическая рыбка. Небо за грядой морщилось белыми барашками облаков. Зои поежилась, словно ветер, родившийся над застывшими волнами Моря Надежды, умудрился проникнуть внутрь «Мако» сквозь неведомые щели и пробрать ее до костей. - Охота вам, сэр, панибратствовать с ксеносами. - А вы, Скотт, откуда родом? - спросил Шеймус задумчиво, не отрываясь от карты. - С Терра Новы. Но какое это… - А я с Земли. Видите, мы с вами тоже друг другу ксеносы. Ваша буква - «ы». - Не играю, - сказала Зои холодно. Она и правда росла на границе систем Термина, на вспаханной обетованной земле, где младенцев пугают не полицейскими - батарианскими пиратами, грозящими с небес, а подросткам дарят пистолеты - на случай, если вчерашние страшилки обернутся всамделишным кошмаром. Все слова о братстве, все политики мира не могли убить в ней выпестованное годами, подкрепленное рассказами старших недоверие к чужим, особенно если те, как Чатка, могли похвастаться двумя парами глаз и полным отсутствием морали. Раба он завел бы, думала Зои. Неприязнь холодным комком свернулась у нее в животе. Как знать, возможно, у этого батарианского отребья и правда был раб: веснушчатый паренек, увезенный пиратами с Мендуара, усталый инженер безымянной колонии или бесконечно добрый, как ее отец, но совершенно неспособный прогибаться… - Эй! Не кисните, лейтенант, - велел Шеймус. - «Ксеносы» - это только слово. А знаете, сколько слов в современном языке? - Ну? - Равнодушно спросила Зои. Ей не хотелось ни гадать, ни спорить. - Пятьсот три тысячи, - пояснил Шеймус с удовольствием, - двести сорок шесть. А впереди у вас целый день безо всяких ксеносов, не считая конечно, меня. Смотрите, мы почти приехали. Зои посмотрела. Скалы остались позади, и перед «Мако» расстилалась долина, ровная, как ладонь, вся в прожилках снега после вчерашней вьюги. Где-то у горизонта она сливалась с небом, обложенным тучами, и везде, куда ни посмотри, было белым-бело и холодно, как в операционной. - Выше нос, лейтенант, - повторил Шеймус, кладя руку Зои на плечо. - Выше нос! День только начинается. Что-нибудь обязательно придумается. FIN октябрь 2013 - сентябрь 2014


...расы смертных отразили вторжение Пылающего Легиона. Хотя Азерот и был спасен, от непрочного союза Орды и Альянса не осталось и следа. Пламя войны разгорается вновь.

Что-то знакомое? В основой дополнения вновь окажется конфликт между фракциями. Азерот ранен последним вторжением демонов, в событиях и последствиях которого еще предстоит разобраться лучшим умам сообщества фанатов, а Альянс с Ордой снова готовы уничтожить друг друга.

В одном из лучших трейлеров за всю историю видеоигр армия под командованием короля Андуина Ринн (бредпит) осаждает столицу Лордерона, чью защиту возглавляет бабушка Сильвана Ветрокрылая (ониме) при поддержке практически всей Орды. За кого сомкнем щиты: за Альянс или Орду?

Лордерон это и часть света, и страна, и город. Азерот и мир, и часть континента. Становится понятно, почему прогрессивный ум Артаса Менетила выбрал общество Нер"зул, у того хоть фантазия есть.


В обзорном ролике, посвященном непосредственно дополнению, ситуация несколько иная. Совсем спятившая Джайна Праудмур возобновила войну, начатую ее отцом в островном государстве Кул-Тирасе. Орда заинтересовалась Зандаларом, колыбелью первой цивилизации на Азероте. Местные тролли настолько выскокультурные, что аж выпрямили привычно горбатые спины.

Внешний вид локаций напоминает кусочки Нового Света разных эпох. Туманные болота и ведьмы Северной Америки контрастируют с референсами к архитектуре южноамериканским аборигенам. И все это сделано в привычным для стиле, когда вдохновение не подменяется унылым копированием существующего.

Как было сказано выше, все события дополнения происходят во время очередной войны. Игроки смогут исследовать великое море (по хорошему, а не как в Катаклизме), набегать на острова, грабить противников, убивать и, по видимому, пиратствовать. А местные корсары настолько суровы, что носят попугаев не на плече, а между ног.

Воруй-убивай будет происходить в основном в сценариях на трех человек, как в злосчастной Пандарии. Без требований к роли, конечно же. Причем, что интересно, противостоять игрокам будет группа ИИ-игроков. Парень на сцене Blizzcon"а обещал, что будет интересно сражаться на четырех уровнях сложности с очень умными противниками. Последний уровень сложности будет PvP против PvE-противников. Надеюсь, идея доживет до релиза.

Настоящие сражения против игроков сильно изменятся. Все желающие вольны включать и отключать PvP-режим по своему желанию. За включение дадут какие-то бонусы, а всех пвпшеров сфазируют в одном место, где они смогут насладиться выбиванием дури друг из друга и PvP-квестами.

Более активные боевые действия пройдут в режиме масштабного сражения для 20 игроков... Против все тех же злосчастных NPC. С постройкой баз, улучшениями, командирами и всем прочим, что привычнее видеть в стратегиях. Ах, а ведь в Warcraft II: Tides of Darkness была натуральная нефть, а не за какая-то кровь земли. И вы таки посмотри, какое безобразие случилось с миром, в котором закончилась нефть.


К войне присоединятся новые персонажи, чего не было очень давно. Каждая фракция получит по три новые субрасы. Для Орды это Зандалары, Ночнорожденные и Таурены Крутогорья. К Альянсу присоединятся Эльфы Пустоты, Озаренные Дренеи, а также Дворфы Черного Железа. Подробнее прочитаете на официальном сайте , заодно полюбовавшись на мужские лифчики эльфов.

Уверен, уже мало кто полностью разбирается в сюжете . Разработчики, видимо, заметили эту неловкость, поэтому каждая новая субраса будет стартовать с 20 уровня, что подразумевает раскрытие историй присоединения.

Азерот сильно ранен демонами и сейчас истекает кровью-азеритом. Именно она станет основным ресурсом в борьбе как между игроками, так и фракциями. Азерит заменит силу артефактов, в предметах из дополнения будут скрыты внутренние таланты, открываемые взамен на этот самый азерит.

В замечательной атмосфере мировой войны и сражение за кровь умирающего мира игрокам предстоит убивать друг друга. Мало того, судя по игровому трейлеру и догадкам умных игроков, нас ждет какая-то подлянка от Древних Богов, которые только и ждут подходящего момента для очередной шалости-гадости.

Кроме того, анонсировано открытие классического сервера, где практическая та же история, только десятилетней давности. Успейте попрощаться с близкими, ребята!

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Плакат на демонстрации в Кобленце (Германия): "Все правые экстремисты глупы"

Засыпающий разум Европы возрождает к жизни ее старых чудовищ. Кризис обнажил на теле континента рубцы от давних ран. В рельефе нового мира неуловимо проступают очертания старого, как бы дважды похороненного (в двух мировых войнах) миропорядка. Как будто мертвое тело неожиданно шевельнулось под небрежно наброшенной на него больничной простыней.

В стремлении к "лучшему", освобожденному от диктата Брюсселя европейскому будущему новые элиты готовы вскрыть могильник прошлого.

И тогда свободу получит чума, скосившая в Европе десятки миллионов жизней.

Из века XIX-го она прыгнет сразу в век XXI.

К сожалению, вакцина против этой чумы уже не действует - поколения, которым ее привили, ушли в историю, а новые поколения иммунитет еще не приобрели...

Правообладатель иллюстрации BBC Sport

Владимир Пастухов - доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета.

Исследователь российской политики, публицист и адвокат, автор книг "Три времени России", "Реставрация вместо реформации", "Украинская революция и русская контрреволюция".

Этот блог - о российской политике и российском праве.

Лейтмотив "правой волны"

Даже самые отъявленные левые оптимисты после "брекcита" и победы Трампа не рискнут отрицать объективность "правой волны", данной миру в самых что ни на есть острых ощущениях.

Понятно, что это тенденция, а не случайность, и что это - надолго.

Зародившийся где-то в широтах мирового финансового кризиса правый антициклон двинулся на Европу, сопровождаемый ураганным миграционным ветром.

  • Блог Пастухова. Дональд Трамп отмылся под "золотым дождем"
  • Блог Пастухова. Куда уплыла советская Атлантида?
  • Блог Пастухова. Американские гонки закончились трамплином

Однако если внимательно вслушаться в грохот возрождающегося на дрожжах антииммигрантских настроений национализма, то в этом реве можно расслышать и иную мелодию, которая, возможно, является лейтмотивом всего шоу.

После визита Терезы Мэй в США в дискуссии о судьбах Европы зазвучала тема, находившаяся раньше на периферии общественного внимания: торговое соглашение между США и Великобританией.

Правообладатель иллюстрации EPA Image caption Торговая война между США и Евросоюзом могла стать, как минимум, одним из триггеров "брексита"

Не исключено, что эта тема и есть ключ к разгадке как "брекcита", так и многих других парадоксов "правой волны". Она обозначает роль США как одного из возможных бенефициаров проблем Евросоюза.

Торговая война между США и Евросоюзом могла стать, как минимум, одним из триггеров "брексита".

В отличие от остальной Европы, у Великобритании есть особая повышенная мотивация в заключении этого соглашения.

Возможно, кто-то в Лондоне даже видит в таком отдельном сепаратном соглашении с США альтернативу свободному доступу на европейские рынки.

Естественно, что для США легче договариваться с каждым европейским государством по отдельности (тем более с Британией), чем иметь дело с консолидированной позицией Брюсселя. "Брексит" - это своего рода "второй фронт" США в торговой войне с Европой.

Конечно, есть некоторые политические преимущества для США и в сохранении Евросоюза.

Но о политических преимуществах помнят в сытые времена. В условиях перманентного кризиса (который в скрытой форме продолжается с 2008 года) в первую очередь обращают внимание на преимущества экономические.

Что может быть более удобным, если по ходу торговой войны одна из сторон неожиданно испаряется и превращается в плохо управляемое сообщество, каждый член которого может полагаться только на самого себя.

Было бы преувеличением сказать, что США к этому стремились. Но было бы странно думать, что они по этому поводу сильно переживают.

Особенно если учесть, что в мире осталось очень мало политиков, которые способны считать не на два, а на три хода вперед.

Альтернативный союз

В связи с популистскими заявлениями лидеров правой волны многие заговорили о новом изоляционизме. Однако изоляционизм тут ни при чем.

Свято место пусто не бывает, и поэтому на место старого союза - то есть Евросоюза - обязательно придет другой союз или, скорее всего, союзы.

Уже сегодня просматривается альтернативное "англосаксонское ядро" нового союза: США, Великобритания, Канада, Австралия и Новая Зеландия постараются "сомкнуть штыки" в поисках лучшего места под солнцем.

Но сомкнут они их вовсе не для того, чтобы отгородиться от всего мира, а для того, чтобы выстроить новый глобальный альянс, не привязанный к Старому Свету.

Выход из старых соглашений может оказаться блефом с целью перезаключить эти соглашения в новой конфигурации и на более выгодных условиях.

Словесная агрессия против Китая в этой ситуации может обернуться стремлением установить особые эксклюзивные отношения с Китаем как с растущим центром экономической силы, потеснив бывших союзников, ставших обузой.

Но если есть бенефициары, то должны быть и проигравшие. Евросоюз был и остается германским инструментом влияния.

Через Евросоюз проигравшая все войны XX века Германия смогла восстановиться не столько экономически, сколько политически.

По мере того, как развивалась евроинтеграция, влияние Германии в Европе и в мире в целом только возрастало.

В конечном счете Германия достигла точки, в которой она стала на континенте лидирующей как в экономическом, так и в политическом отношении силой.

Это, в частности, наряду с распадом СССР (открывшим дорогу и к объединению Германии), поставило крест на "потсдамском мире", заточенном не только на равновесие между Западом и Востоком, но в не меньшей степени и на англо-саксонском доминировании в европейской политике.

Другой Евросоюз действительно ни США, ни Великобритании особенно не нужен. Его можно терпеть, но трудно любить.

В принципе Англии и США Евросоюз никогда не был жизненно нужен. Им достаточно того, чтобы присутствовать на континенте.

Поэтому нет случайности в том, что в значительной степени нынешняя конфигурация европейского единства долгое время поддерживалась франко-немецким союзом, как поначалу полагалось - равным.

Объединение Германии, однако, очень быстро обозначило, кто в этом партнерстве является лидером. Нет ничего удивительного в том, что Франция, которая видела в проекте способ реализации собственных "сверхдержавных"" амбиций, быстро теряет к нему сегодня интерес.

В случае победы крайне правых на выборах во Франции Германия вполне может остаться единственным локомотивом в "европейском экспрессе".

Правообладатель иллюстрации Reuters Image caption Придется ли Германии в скором времени строить новую "Ось"?

Возрождение Оси

При этом раскладе Германии либо придется смириться с игрой по новым правилам (что вряд ли), либо нужно будет строить новую "Ось", собирая вокруг себя "слабый союз" из стран Южной, Центральной и отчасти Восточной Европы.

Но в этом союзе ей будет предначертана роль единственного донора, справиться с которой будет очень непросто даже немецкой экономической машине.

Безусловно, Германия станет проигравшей стороной в случае распада Евросоюза, в то время как США и Великобритания попытаются извлечь из этого максимальную выгоду.

Полагаю, что США и Великобритания не столько хотят замкнуться в себе, сколько рассчитывают подобрать самые ценные "куски", которые будут отваливаться от "немецкого пирога", когда и если процесс развала Евросоюза пойдет ускоренными темпами.

Как говорил один из героев Валентина Гафта, "вовремя предать - это не предать, а предвидеть".

Эти куски должны будут встроиться в какой-то другой "элитарный" союз, настоящий английский закрытый клуб "только для джентльменов".

Во-первых, в нем не будет парней с улицы. Во-вторых, там будут играть в "английский футбол".

Собственно, избавиться хотят сегодня в первую очередь именно от тех, кого раньше активно зазывали и кого приняли в Евросоюз в ускоренном порядке в тучные годы и в предвкушении "конца истории", навеянного утопиями Фукуямы, который должен был наступить после падения "Берлинской стены".

Это ставит страны Центральной и Восточной Европы в сложное положение двойной или даже тройной лояльности между Лондоном, Берлином и Москвой, о былой щедрости которой скоро начнут вспоминать с ностальгией. Акции "малой Европы" резко упадут в цене: их по-прежнему с удовольствием будут приобретать, но только уже по бросовым ценам.

Одновременно и новая Антанта, и новая Ось неизбежно будут апеллировать к внешним силам, пытаясь заручиться поддержкой мощных периферийных игроков, прежде всего России.

Ловушка для России?

Россия получит еще больший простор для своих европейских амбиций. Поначалу, в полном соответствии с цикличной теорией Вадима Цымбурского, она втянется в чужую для нее интригу.

И, скорее всего, это, как обычно, станет для нее очередной ловушкой, потому что игры на европейском политическом поле требуют огромных ресурсов, которых у нынешней России очевидно нет.

Тем не менее какое-то время Россия будет играть на стороне одной из европейских партий.

Вряд ли это будет Германия: Украина положила конец российско-германской дружбе на многие годы, став причиной стратегического раздора между, казалось бы, "естественными" союзниками.

Повторяется история столетней давности, когда Николай дружил с Вильгельмом, а воевать пришлось на стороне США, Англии и Франции.

И главную роль может сыграть гибкость последних в "крымском вопросе". Приведет ли это к сближению Германии и Японии, которая, скорее всего, так и не получит обратно Курильские острова, предсказать трудно.

Правообладатель иллюстрации PA Image caption И "брексит", и Трамп - это преимущественно выбор "досетевых поколений"

Историческая коррекция

Описанный выше сценарий - это всего лишь историческая возможность, которая вовсе не обязательно станет исторической действительностью.

С одной стороны, обнаружилась, что накатанная колея европейской истории никуда не делась, и при нарушении политического равновесия Европа может легко и быстро в эту колею скатиться.

Старые распри, как русла высохших рек, всегда готовы наполниться влагой ненависти. Существует реальный риск того, что события начнут развиваться самым неблагоприятным образом.

В то же время Европа не обречена на реализацию именно этого, самого худшего сценария.

За сто лет произошли существенные подвижки в самом главном вопросе - в европейской культуре (хотя они и наименее осязаемы).

С одной стороны, "правая волна" во многом спровоцирована "перехлестами" либерального фундаментализма (наряду с объективными факторами). Однако этот же "либеральный фундаментализм" заложил основы нового европейского мышления, которое просто так тоже не выветрится.

Все-таки и "брексит", и Трамп - это преимущественно выбор "досетевых поколений", хотя и научившихся пользоваться интернетом в прикладных целях. Слишком длительная и слишком сильная подвижка вправо должна натолкнуться со временем на достаточно жесткое сопротивление.

Наиболее вероятным представляется сценарий жесткой коррекции на политическом рынке с достаточно глубоким, но ограниченным откатом в прошлое, после которой движение в сторону европейской интеграции будет восстановлено (однако в какой-то иной форме).

Самая большая опасность состоит в том, чтобы в период этой коррекции маятниковый механизм не заклинило, и Европа не зависла в новом противостоянии Антанты и Оси на несколько десятилетий.

Владимир Пастухов - доктор политических наук, научный сотрудник колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета